Разноцветный ковер Касимова

Разноцветный ковер Касимова

(из книги Ирины Грачевой "Касимов-город: Былины и предания")

***
В середине 15 века в жизни Городца произошла неожиданная и весьма значительная перемена. Летописи повествуют, как в разгар войны за московский престол Василия Второго и Дмитрия Шемяки шурин Василия, князь серпуховской, шел на подмогу родичу с большими военными силами и вдруг у Ельни столкнулся с невесть откуда взявшимся отрядом татар. Приученные к неожиданным татарским набегам русские изготовились к обороне и начали перестрелку. Однако, к их удивлению, татары отбивались вяло, не проявляя никакого желания вступать в битву. Тогда началось выяснение отношений. "Вы кто есть?" - кричали татары русским. "А вы кто есть?" - в свою очередь откликались русские. Татары отвечали, что ведут их казанские царевичи Касим и Якуб, решившие помочь Василию. Оба отряда, соединившись, отправились дальше вместе.

***
Недаром местный поэт Е. Маркин писал о Касимове:

"Он - веха в летописи! Ибо
Прославил Русь не тем, что стар:
Он первый памятник не игу,
А братству русских и татар"

***
Страницы многовекового пути Касимова, - словно богатый разноцветный ковер, в рисунок которого вплетались отголоски исторической жизни самых разных народов. Писатель И. И. Лажечников в романе "Басурман" поведал о судьбе "Немчина Антона", который в 1483 году приехал на Русь и стал придворным врачом у великого московского князя Ивана Третьего. По летописным источникам, русский правитель весьма жаловал иноземного лекаря и оказывал ему всяческие милости. Но еще более он ценил услуги сына Касима хана Данияра и его сподвижников. Они отличились в борьбе с непокорными новгородцами, пытавшимися противостоять власти Ивана. Узнав, что один из приближенных Данияра Кара-Ходжа тяжело заболел, Иван заботливо отправил к нему своего искусного лекаря. На беду все старания Антона оказались напрасными. Больной скончался. Среди татар распространились слухи, переданные летописью, будто "Немчин" нарочно уморил Кара-Ходжу за то, что тот с насмешками относился к европейским традициям медицины. Разгневанный Иван выдал головой Антона сыну умершего. Тот долго мучил незадачливого врача, но все же решил отпустить его за приличный выкуп. Однако суровый московский властитель требовал отмщения за смерть преданного ему татарского воина. Антона вывели на лед Москвы-реки и принародно казнили под мостом.
В 16 веке касимовские татары сыграли немалую роль в покорении Казанского царства. Казань на протяжении многих лет вела сложную политику дипломатического лавирования, то вместе с крымскими ханами устраивая разорительные набеги на Русь, то демонстрируя склонность к союзу с Москвой. Когда Иван Грозный, решив покончить с угрозой, исходившей от Казани, стал готовиться к военным действиям, устрашенные казанцы предложили очередной компромисс. Они обещали принять в качестве правителя ставленника царя Ивана, касимовского хана Шах-Али, с условием, что тот женится на их овдовевшей царице Сумбеке (Сююн-Бике). Но это не входило в планы волевой и энергичной царицы, стремившейся сохранить престол для своего маленького сына Утемеш-Гирея, уже провозглашенного казанским царем. Кроме того, у нее были веские основания опасаться встречи со своим "нареченным".
В 1535 году Сумбека, дочь ногайского мурзы Юсуфа, была выдана замуж за младшего брата Шах-Али, Джан-Али, который по договору с казанцами правил в их городе. Через несколько месяцев придворные убили ночью Джан-Али в его спальне. А казанский престол занял крымский хан Сафа-Гирей. Как полагают ученые, все это произошло не без ведома и деятельного участия Сумбеки, ставшей любимой супругой Сафа-Гирея, а после его смерти оказавшейся полновластной правительницей Казани. За редкую красоту современники называли ее "красносолнечной". По преданию, запечатленному в памятнике 16 века "Казанской истории", царица, вопреки решению казанских вельмож, посватавших ее за Шах-Али, все же попыталась тайком избавиться от нежеланного жениха. Во время приготовлений к свадебным торжествам она, по обычаю, отправила Шах-Али подарки: собственноручно сделанное кушанье и расшитую шелками одежду. Но касимовский хан, искушенный в азиатских хитростях, был начеку: угощенье царицы сначала предложил собаке, а расшитую одежду велел надеть на приготовленного к смерти раба. Собака и раб тут же погибли в мучениях на глазах своего господина: и еда, и одежда оказались пропитанными сильнодействующим ядом.
По требованию Ивана Грозного казанцы выдали строптивую царицу русским воеводам. Стремясь избежать позора, она попыталась покончить с собой, "но не смогла, ибо крепко берег ее блюститель". Сумбеку отправили в Москву в специально приготовленном для нее струге: "Посередине струга было сделано помещение для царицы - стеклянный теремок, светлый как фонарь, покрытый золоченными досками, в котором, как свеча, сидела царица, видя во все стороны". Но вероятно, изысканный стеклянный теремок предназначался вовсе не для удобства путешествия пленницы, а для того, что бы все по пути ее следования могли увидеть столь значительную добычу московского правителя. Горько рыдала Сумбека, прощаясь со своим царством: "И положили ее в теремке на царскую ее постель, словно больную или пьяную, упившуюся, как вином, беспробудною печалью…"
Но и Шах-Али не сумел утвердиться в Казани. Трижды, словно дразня касимовского хана, судьба предоставляла ему заветный престол его предков. Впервые, благодаря действиям промосковской группировки, Шах-Али был объявлен казанским царем в 1519 году, когда ему едва исполнилось 14 лет. Но в 1521 году в результате дворцового переворота он был свергнут, и вернулся назад. Московский князь Василий Третий обласкал натерпевшегося страха и унижений юношу, окружив его подчеркнутым вниманием. Посланник австрийского императора С. Герберштейн, прибывший в Москву, сразу отметил то особое положение, которое занимал в придворной иерархии Шах-Али. Князь называл его "братом"; на охотах и пирах он неизменно находился рядом с Василием, "с правого боку", что, согласно придворному этикету, означало высшую степень почета. Но шло время, касимовский хан возмужал, и Василий, раздосадованный тем, что Шах-Али начал проявлять излишнюю самостоятельность в политике, в 1533 году сослал его в заточение на Белоозеро. Возможно, там, на чужой северной земле и пришлось бы узнику окончить свои дни, если бы он не потребовался новой московской власти для очередных политических расчетов. В 1546 и 1551 годах Шах-Али вновь пытался стать казанским правителем, но продержался на престоле лишь несколько месяцев, едва не поплатившись за это головой.
После того, как в 1552 году Грозный взял штурмом и подчинил себе мятежную Казань, решилась и судьба Сумбеки. Она жила в Москве, упорно отказываясь принять Христианство и надеясь на помощь отца Юсуфа, который вел с царем переговоры, прося вернуть ему дочь и внука. Однако царь, не желая лишаться такого ценного "трофея", а тем более в будущем давать повод для оспаривания казанского престола, с мстительным злорадством приказал Шах-Али взять Сумбеку в жены. Хан увез ее в Касимов, но, по рассказу "Казанской истории", "не любил он ее, несмотря на ее красоту, (…) и жила она у него, запертая в отдельной и несветлой комнате, словно в темнице, и не сходился он с нею спать…". Ее сына царь оставил при дворе, окрестил, дав ему имя Александр, и велел обучить русскому языку и обычаям.

***
А один из касимовских ханов Саин-Булат, окрещенный под именем Симеона Бекбулатовича, в 1575 году по прихоти Ивана Грозного стал государем всея Руси. Сам царь покинул Кремль, приезжал во дворец наравне с боярами в обычных санях, скромно садился на дальнее место, слал униженные челобитные: "Государю великому князю Симеону Бекбулатовичу всея Руси Иванец Васильев с своими детишками, с Иванцом да с Федорцом, челом бьют (…) Окажи милость, государь, пожалуй нас!" Однако царь Симеон, панически боявшийся своего гневливого и непредсказуемого подданного Иванца Васильева, не смел и шагу ступить без его санкции.

***
В смутное время Касимов оказался в активной оппозиции по отношению к правительству Василия Шуйского, не имевшего популярности в народных массах. Город стал одним из сборных пунктов ратников, поддержавших восстание И. Болотникова. В документах 17 века рассказывается , как правительственные войска под предводительством боярина Ф. И. Шереметева отправились карательным походом под Муром, "а из Мурома поиде под Касимов и Касимов осади, и в Касимове сидяху крепко: не похоте града Василию сдать". Шереметев штурмом взял непокорный город, учинив жестокую расправу над его защитниками. После поражения Болотникова касимовский царь Ураз-Мухаммед со своими воинами примкнул к Лжедмитрию Второму. Но вскоре понял, что тот служит интересам поляков, и пытался устроить против него заговор. Немец-наемник Конрад Буссов, так же находившийся в стане Лжедмитрия, свидетельствовал, что Ураз-Мухаммеда предал собственный сын. Лжедмитрий пригласил Ураза на охоту и тайком убил его, приказав тело бросить в реку. В лагере было объявлено, что касимовский хан сбежал. Но приближенные Ураза вскоре дознались до истины и затаили жажду мщения. В декабре 1611 года Лжедмитрий отправился на прогулку за город; сопровождающий его ногайский князь Петр Урусов, по рассказу Буссова, неожиданно "выстрелил в сидевшего в санях Дмитрия, да еще, выхватив саблю, снес ему голову". Неизвестно, как бы повернулась русская история, если бы не внезапная гибель этого предприимчивого авантюриста.
На окраине Касимова сохранился еще один мавзолей-текие. Арабская надпись над входом гласит, что здесь погребен Авган-Мухаммед-Султан, скончавшийся в 1648 году и "над ним возвела это здание супруга его Алтын-Ханым…" В 1621 году в далекой Хиве развернулась жестокая борьба за власть между Араб-Мухаммед-ханом, правившим уже 18 лет, и его возмужавшими сыновьями Хабашем и Ильбарсом. Стареющий правитель потерпел поражение и попал в плен вместе с двумя младшими сыновьями. Через год Ильбарс приказал умертвить отца и одного из братьев. Но он хотел, чтобы и Хабаш разделил с ним ответственность за это кровавое преступление. Ильбарс отослал к брату 11-летнего Авган-Султана, также обреченного на смерть. Однако Хабаш пожалел мальчика. В это время в Хиве находилось московское посольство, и Хабаш, надеясь на добросердечие русских, тайно передал Авгана послу. Тот с риском вывез его в Россию. Юный царь Михаил Романов, сам в недавнем прошлом чуть не ставший жертвой придворных интриг, проявил к неожиданному хивинскому "подарку" заботливое участие. Он распорядился дать Авгану подходящее образование и назначил ему удел в Касимове. Авган старался верно служить интересам своей новой родины, а царю Михаилу время от времени преподносил в подарок то богато украшенную саблю, то боевые луки, то военные доспехи.

***
Касимовское ханство находилось в политической зависимости от Москвы, и потому его правители назначались по воле русского царя. Кто только не поселялся в сумрачных покоях касимовского ханского дворца: и представители местной знати, и беглые крымские и астраханские царевичи, спасавшиеся на Руси от домашних кровопролитных "разборок" или попросту искавшие лучшей доли, и потомки сибирского хана Кучума. В 1582 году, когда Ермак занял столицу Кучума город Кашлык, в плен попал племянник хана царевич Магметкул. Сначала он жил почетным пленником в Москве, но последним пристанищем для него стал Касимов. В 19 веке на кладбище Старого посада было обнаружено его надгробие. В 1600 году властителем Сибири объявил себя сын Кучума Алей, но вскоре и он оказался в плену вместе со своим сыном Арсланом. А в 1614 году по указу царя Михаила Романова Арслан Алеевич был поставлен очередным касимовским ханом. После его смерти власть наследовал его малолетний сын Сеид-Бурган при регентстве матери Фатимы-Султан-Сеитовны.
Сеид-Бургана Москва держала под строгим надзором. В 1661 году царь Алексей Михайлович послал наказ воеводе И. П. Литвинову "беречь и разведывать того, чтобы к касимовскому царевичу и к людям его из которых басурманских государств или от Ногайских людей и от Черемисы о каких делах присылки али совета (…) не было, и не скрали бы его никто". Характерно, что Сеид-Бурган носил уже титул не "царя касимовского", а лишь "царевича". Когда к берегу городка причалили корабли, на которых плыли немецкие послы, Сеид-Бурган не посмел даже пригласить их в свой дворец, извиняясь, что это "вызвало бы неудовольствие воеводы". Но стремясь все-таки исполнить обычаи гостеприимства, он прислал на берег подарки: двух овец, бочонок пива, меду, кислого молока, сливок, масла и прочие припасы. Причем слуги благоговейно сообщили, что масло собственноручно сбила для гостей ханша Фатима-Сеитовна.

***
Впоследствии царевич (Сеид-Бурган - прим.) крестился под именем Василия Арслановича. По слухам, царь Алексей Михайлович обещал ему руку своей сестры Ирины (уже побывавшей неудачной невестой датского королевича), но этот брак не состоялся. Однако Василий взял в жены русскую - дочь боярина Н. Ю. Плещеева Марию Никифоровну. Одну из своих дочерей Евдокию они выдали замуж за брата царицы Натальи Кирилловны, боярина Мартемьяна Нарышкина. Другую - Домну - за князя Ю. Я. Хилкова. Крестившись и породнившись с русской знатью, Василий получил более доверия у царского двора, а вместе с тем более самостоятельности. По крайней мере, теперь ему не возбранялось принимать у себя чужеземных гостей.
В мае 1669 года по вешней воде вели из села Дединова в Волгу только что построенный первый русский большой корабль "Орел". Когда бросили якорь в Касимове капитан и часть команды (все набранные из иноземцев), отправились представляться в ханский дворец. И хотя сам Василий накануне отбыл в Москву, приезжих встретили с радушным гостеприимством. Парусный мастер голландец Я. Стрейс писал в своих записках: "Дворецкий принял нас очень приветливо, пригласил к столу, за которым подавали вареную и жареную рыбу и пили мед и водку". Из шестерых сыновей Василия только четверо пережили отца, но они не могли возглавить касимовских татар, так как изначально являлись христианами (касимовские татары могли по выбору исповедовать Христианство или ислам, но правом престолонаследия обладали только мусульмане - прим.). Поэтому после смерти Василия правительницей считалась его мать Фатима-Султан-Сеитовна. Когда она скончалась в 1681 году, по городу поползли слухи, будто ханша была задушена ночью собственными придворными, прознавшими якобы о ее намерении тайно принять Православие. Касимов же перешел под казенное управление.

***
В 18 веке инициаторами строительства новых каменных храмов в Касимове чаще всего выступало купечество, находившее в этом способ своеобразного самоутверждения.

***
В конце 18 - начале 19 века Касимов - богатый и известный купеческий город. Композитор А. Е. Варламов для музыкальной драмы "Муромские леса" написал на слова А. Ф. Вельтмана "Песню разбойника", в которой были такие строки:

Время! Веди ты коня мне любимого,
Крепче держи под уздцы;
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы…

Славилась ежегодная Казанская ярмарка, проводившаяся в городе с 7 по 14 июня (празднование Казанской иконы Божьей Матери - прим.); ее обороты достигали 200 тысяч рублей серебром. На ярмарку стекалось множество народа не только из Рязанской, но и из соседних губерний.

***
По воспоминаниям профессора Петербургской духовной академии Д. И. Ростиславова, выросшего в Касимове, в то время мужчины в основном носили обычные русские кафтаны и рубахи, большинство женщин "ходило в кокошниках, сарафанах, епанечках или повязывало голову платками. Все эти вещи стоили очень дорого. Кокошники унизаны были жемчугом, на епанечки употреблялась богатая парча, головные платки вышивались серебром и золотом".

***
Любимой праздничной забавой были кулачные бои "стенка на стенку", на которые не редко вместе с простолюдинами выходили померяться силушкой молодые купчики и приказчики.

***
Чаще всего бои проходили в начале Соборной улицы, недалеко от Вознесенского собора. Первоначально на этом месте стоял деревянный храм, сгоревший в конце 17 века. В 1748 году здесь поставили каменную церковь ("главы обиты деревянной чешуей"). Здание, дошедшее до наших дней, возводилось в 1854-1862 годах по проекту Н. И. Воронихина, племянника известного А. Н. Воронихина, выстроившего Казанский собор в Петербурге. Н. И. Воронихин по окончании Академии художеств был назначен губернским рязанским архитектором. Учитывая особенности местного касимовского колорита, в архитектурном убранстве главного культового сооружения города он объединил традиционно русские и татарские мотивы.

***
В начале 19 века в городе первенствовало семейство Алянчиковых. По преданию, последняя ханша Фатима-Султан-Сеитовна, желая повеличаться разъезжала по городу в богатой, раззолоченной колымаге, запряженной "черными людишками". Но однажды несколько человек, которым пришла очередь впрягаться в хомуты, взбунтовались, наотрез отказавшись стать ханскими "лошадьми". Ханша побранила их: "Экие вы аляны!" (т. е. ленивые , упрямые). Но с тех пор на людях уже не ездила. "Аляны" же проявили не только сильный характер, но и недюжинную деловую хватку, став со временем богатейшими винными откупщиками Алянчиковыми. Д. И. Ростиславов вспоминал: "Настоящее ядро, даже можно сказать, аристократию города составляли купцы, между которыми было много богатых людей, и первое место занимал Иван Осипович Алянчиков (...). В городе он был самою уважаемою особою. При встречи на улице все, не исключая городничего, кланялись ему прежде. Когда, бывало, в высокоторжественные дни он приходил в собор, то частный пристав раздвигал перед ним народ еще с большею хлопотливостью, нежели перед городничим. Иван Осипович величаво шел между двумя рядами и учтиво отвечал на низкие поклоны, которые ему делались с обеих сторон. Пред иконостасом он становился впереди всех, рядом с городничим. Смотря на все это, можно было подумать, что он-то и есть первая особа, начальник города; я так и думал". Дважды его избирали городской головой.

***
Касимовские татары издревле считались искусными мастерами по выделке кож.

***
М. Баранович, собирая статистические материалы по Рязанской губернии, писал: "Кожевенные заводы преимущественно распространены в городе Касимове, который всегда ими славился". Среди заводчиков выделялись имена Вереиных, Шемякиных, Баранаева, Полежаевых и др. Ценилась продукция мерлушечных заведений Ишенбаева и Кастрова. Крещеный татарин Фатех Кастров, один из богатейших касимовских купцов, владел большими отарами овец в Средней Азии. В Касимове Кастровы открыли двухэтажный магазин с зеркальными окнами, где среди разнообразных товаров, прежде всего, предлагали изделия собственного производства: каракулевые шубы, шапки, воротники. Свою продукцию они отсылали в Москву, Петербург, на Макарьевскую ярмарку.

***
В Касимове в 18-19 веках очень любили израсцовые печи. Даже не слишком богатые обыватели старались не только согреть свои горницы, но и душу нарядной, радующей глаз разноцветной печью. Так, в описи имения, оставшегося после смерти шута Петра Первого Ивана Балакирева, говорится о "ветхих" помещениях, о скудной обстановке ("стол дубовый гнилой, сундук деревянный ветхий" и т. д.), но все же была у хозяина "одна печь изращатая". А в небольшом особнячке Якунчиковых, возле Благовещенской церкви, находилось восемь изразцовых печей.
Владельцы домов проявляли так же большую заботу о достойном и внушительном виде ворот своего подворья. Ворота городских усадеб выполняли презентативные функции. Они первыми встречали гостей, впуская их в интимный домашний мир, и по ним судили о хозяевах. Тем более, что порой фасады особняков не выходили на улицы, а скрывались в глубине двора (как, например, в усадьбе Кастровых).

***
В Касимове до сих пор в качестве уникальной, редкой для современного города достопримечательности сохранились по улицам и переулкам массивные, на века сделанные воротные столбы.

***
Писатель А. И. Куприн гордился тем, что по линии матери происходил от князя Кулунчака, который в 15 веке вместе с Касимом пришел на Русь. Долгое время потомки Кулунчака проживали в Касимове. Куприн неоднократно посещал Касимовский уезд, родину своих прародичей. Муж его сестры С. Г. Нат управлял Куршинским казенным лесничеством, а заодно наблюдал за касимовскими лесами, принадлежащими братьям Хлудовым. Мещерские впечатления писателя нашли отражение в его рассказах "Мелюзга", "Болото", "Попрыгунья - стрекоза", "Ночь в лесу", "Черные молнии", "Фердинанд".
Касимовскими дворянами были представители рода Олениных, оставившего заметный след в истории русской культуры. Их основные имения находились в селениях Свинчус и Салаур.

***
Ее брат (певицы Олениной-д`Альгейм - прим.) композитор А. А. Оленин, служивший в касимовском земстве, сочинил оперу "Кудеяр" по мотивам народных легенд о знаменитом разбойнике.

***
В 1921 году в Касимове по инициативе А. А. Мансурова, И. А. Китайцева и других был организован краеведческий музей. Коллекции музея рассказывают об особенностях русской татарской бытовой культуры прошлых веков, о талантах умельцев (порой безвестных), живших в касимовской глубинке.

***
Так, в музейной коллекции хранится Распятие, где черты лица Христа и предстоящих весьма далеки от канонических, зато очень напоминают особенности облика местных инородцев.

***
В музее можно увидеть изделия местного ткачества, вышивки, гончарных промыслов и чугунного литья, а также - поддужные колокольчики, которые производились в касимовской округе и когда-то славились не менее валдайских. Касимовский уезд занимал четвертое место в России по изготовлению этой ямщицкой утехи. На одних колокольчиках запечатлены имена отливших их мастеров, на других надписи-присказки, вроде такой: "Купи - не скупись, езди - веселись". Колокольное дело в Касимове развивалось не случайно. Город издревле гордился своей Ямской слободой, обитатели которой исправно несли государственную службу. Через Касимов пролегал тракт, по которому гнали из южных степей табуны коней на продажу в Москву и другие города. Этим и пользовались местные жители, подбирая себе сильных, "уносистых", не знавших устали коней. Царь Иван Грозный так дорожил касимовскими ямщиками, что даровал их слободе самоуправление и собственный суд, освободил жителей от обычных даней и податей с наказом: "... Им в Касимове городе на посаде и на яму подводы держати по трое лошадей с выти, на мое царево и великого князя разное дело и на земское..." Присланная в Касимов царская грамота, бережно передаваемая из поколения в поколение, хранилась у старост Ямской слободы вплоть до 19 века. А какая же езда без звонкого колокольчика, разгоняющего дорожную грусть? Вот и принялись их отливать предприимчивые касимовцы...
В 18-19 веках "душой" провинциального мещанско-купеческого быта стал самовар. Он по целым дням не сходил со стола. Утро начиналось с чаепития; восстав от полуденного сна, хозяева душистым чаем возвращали себя в состояние делового бодрствования; неспешными беседами у самовара скрашивались долгие осенние и зимние вечера; чаем подчевали гостей. Чаепитие стало неким провинциальным "свяшеннодействием" со своими непреложенными правилами. Чай всегда разливала сама хозяйка, помещаясь на почетном месте у самовара. Дворяне обычно пили чай "внакладку", то есть клали кусочки сахара в чашку; купцы же и мещане находили, что куда вкуснее чаевничать "вприкуску", а чаще предпочитали пить с медом. Поэтому по поведению человека за чаепитием можно было угадать его социальное происхождение. За самоваром непристойно считалось ссориться, браниться и вообще выказывать дурное расположение духа; здесь царили семейный мир и лад. Недаром существовала пословица: "Пьется чай - чудится рай". И не случайно в касимовских купеческих описаниях такое большое место занимает перечисление чайных принадлежностей.

***
В музее собрана большая коллекция самоваров разнообразных видов и форм.

***
В середине 19 века под Касимовым в деревне Поповка стали делать гармоники, прозванные в народе "касимовками" или "поповками". От традиционной русской гармоники "касимовка" отличалась более широким звуковым диапазоном, а в верхней ее части крепились два колокольчика, сопровождавшие игру мелодичным перезвоном.

***
Быстро катит свои волны мимо города своенравная Ока: из нее пили степные, косматые кони царевича Касима, по ней следовали струги Петра Первого в Азовский и Персидские походы, на ее просторах деловито перекликались гудками первые суда касимовского пароходства, основанного в конце 19 века Скачковым...Неудержимо течет река времени, унося память о былых днях, событиях судьбах...Много раз менялся облик Касимова, отражавшийся на речной глади.
Одним из первых западных путешественников упомянул про Касимов-город С. Герберштейн, посетивший Русь в начале 16 века. Но европейцев в основном привлекала необычная экзотика переплетения русской и татарской культур. Герберштейн писал о касимовских татарах: "Их женщины с известным искусством окрашивают для красоты ногти в черный цвет и все время ходят с открытой головой и распущенными волосами".

***
Член австрийского посольства А. Мейерберг, приехавший в конце 17 века, иронизировал по поводу того, что в непредсказуемом русском государстве татарский властитель захолустного Касимова именуется тем же громким титулом царя, что и правитель всей страны: "Льстецы, пожалуй, выдумают и его звать императором".

***
Член Императорской Академии наук П. С. Паллас, оказавшись в Касимове в 1768 году, сообщал; что это - "худо застроенный город", весь почти деревянный, но зато здесь "много водится стерлядей в Оке". Он стал свидетелем того, как разрушали обветшавший ханский дворец и его большие, многими готскими фигурами и арабскими надписями украшенные ворота". Использование богатого декора в виде "готских фигур", нетрадиционного для татарской культуры и появившегося во времена царевича Сеид-Бургана (Василия Арслановича), возможно свидетельствовало о влиянии вкусов московского двора, тяготевшего к нарядному стилю барокко.
Цесаревич Александр Николаевич в 1837 году заметил, что со стороны Мурома "Касимов - деревня, из-за реки - губернский город". Только прибрежный центр выглядел достойно; глубинные же и окраинные улочки с деревянными домиками, осевшими заборами и зарослями лопухов и крапивы выказывали всю безыскусную простоту захолустного быта.
Зато офицер Генерального штаба М. Баранович, составлявший в 1860 году статистическое описание Рязанской губернии, заявил: "По наружному виду, многочисленности, красоте и богатству зданий и по развитию торговли и промышленности Касимов принадлежит к лучшим городам губернии. Выгодное положение на судоходной реке, многочисленные заводы и, наконец, татарское население, придающее особый, оригинальный характер городу, делают его замечательным даже в государстве". Баранович отметил, что здесь немало "прекрасных домов, которые были бы заметны даже в столицах". Это время расцвета Касимова.
Но в конце 19 века вместе с социально-экономическим кризисом, охватившим всю Россию, затухает и энергия касимовской жизнедеятельности. С. Н. Терпигорев (С. Атава) в очерке "Лакейская столица" писал о Касимове: "С парохода он кажется очень красивым и чистым городком. Над страшной кручею, на самом берегу Оки, ряд хорошеньких домиков; много зелени; желтые обрывистые берега, пароходы и пристани, барки, суда, лодки - все это очень пестро, живо и красиво". Однако при ближайшем знакомстве город его разочаровал.

***
Крайности социальной поляризации, сосредоточение всех богатств и благ в руках небольшого элитарного слоя и разливающаяся по всей России нищета заставляли людей покидать родные места в поисках какого-нибудь заработка. Касимовские татары нанимались в крупные города в дворники, извозчики, а чаще всего становились ресторанной или пароходной прислугой, банщиками и т. д. Потому и закрепилась за городом слава "лакейской столицы".

***
После отшумевших революционных бурь Касимов вновь начал свой подъем. Новое развитие получили старинные промышленные традиции. Так, на основе кожевенного производства Баранаевых, известного с конца 18 века, возникла современная овчинно-меховая фабрика, продукция которой пользуется успехом не только в Рязанской области, но и за ее пределами.
И все же главная ценность в очаровании Касимова состоит в том, что несмотря на все перемены новейшего периода он не утратил своего исконного, самобытного облика, своей "души". Туристы, приехавшие в этот город, попадают в удивительный мир, где прошлое живет в настоящем, где причудливо переплетаются черты разных эпох и культур: и беспорядочные постройки подворий на окраинах, как это было в старозаветные допетровские времена, с узкими проулками, оградами по склонам холмов, шаткими бревенчатыми мостиками через овраги, по дну которых журчат ручьи; и помпезная "регулярная" "планировка конца 18 - начала 19 века; традиции барокко, ампира, классицизма, закругленные "гагинские" ротонды; массивные столбы ворот с русскими и татарскими орнаментами; метровой толщины проемы купеческих подклетов, колонны "дворянских гнезд"...

***
Влюбленный в неброскую прелесть городских касимовских пейзажей поэт Е. Маркин говорил:

Сочинить бы песню о Касимове!
Городок на свете есть такой,
Где ночами светятся, как символы,
Белые березы над Окой.
Прямо в центре - церковки забавные
Да с резными ставнями дома.
Как вон та старушка на завалинке,
Дремлет здесь история сама...

И хочется пожелать Касимову, что б он сумел сберечь свою уникальную историческую красоту, не обезличился, не потерял своей неповторимой привлекательности под напором агрессивно-комерческой бездуховности. И природа, и история дали ему все, чтобы стать одной из редких жемчужин в "золотом кольце" туристических маршрутов.

Взято с http://pravoslavtatarlar.narod.ru/hankirmyan-kasymtatarlar.html